Невыносимая миссия в Сомали - Страница 30

- У меня на это не будет времени, но мы поужинаем вместе, как и сегодня вечером, и пойдем потанцуем...

Она нахмурилась.

- Они останутся недовольны, если я не буду с тобой.

- Ты скажешь, что я не хотел этого, - посоветовал Малко.

Фуския надула губки и поднялась.

- Пойдем погуляем, - капризно сказала она.

Насколько можно довериться этому прекрасному тропическому растению, продажному и, возможно, ядовитому? История с Бравой не давала покоя Малко. Что это - неожиданное везение или ловушка, которая сорвет его миссию? Только будущее даст ответ на этот вопрос. Три девицы, что встретились им по дороге, раздраженно и с любопытством разглядывали Малко.

- Они ревнуют! - расхохоталась Фуския.

Вместо того, чтобы повернуть налево, она потянула Малко вправо.

- Куда мы идем? - спросил он.

- На золотой рынок, - объявила Фуския взволнованно.

Что ж, это естественно... Но освобождение заложников вполне стоило подобной жертвы. Они прошли под арку. Лавчонки ювелиров располагались в ряд друг за другом, все на один манер. Маленькая витрина, прилавок с золотыми и серебряными вещами и грязный продавец. На ярлычках стояли цены в шиллингах, и драгоценности продавались на вес. Фускии удавалось сохранять безразличный вид, пока они были в трех первых лавках, но в четвертой ее взор увлажнился при виде великолепного браслета в комплекте с колье из золота. Было бы бесчеловечно томить ее. Малко достал пачку долларов и положил их на прилавок. Фуския тут же приникла к нему, влажная от преждевременной покорности.

Как только они покинули лавку, мулатка прижала Малко спиной к большому каменному столбу и стала тереться об него, как обезумевшая самка.

- Yrazie tante, mio amore [Спасибо огромное, любовь моя (ит.)], шептала она. Она потащила его к маленькому такси желто-красного цвета, скучавшему на пыльной площади.

Определенно, золото дает один и тот же эффект на всех широтах. Эта бесспорная истина утешает. Они почти бегом пересекли холл "Джаббы". Как только они оказались в номере, Фуския притянула Малко к себе. Он засунул руку под болеро, взял в плен ее груди, и она захрюкала от удовольствия. Они пробыли в таком состоянии несколько минут. Потом Фуския выпрямилась и сняла юбку, поглядывая на него блестящими глазами. Она вполне естественно перевернулась и стала посреди кровати на четвереньки, обхватив голову руками.

Это был знак, который благородный человек не мог не понять. Когда Малко овладел ею, Фуския, как слепая, забросила ему руки на спину, чтобы еще сильнее притянуть к себе.

- О! Вот так я обожаю, - тихо приговаривала она, - обожаю...

Малко тоже обожал. Мало-помалу кожа мулатки покрывалась тонким слоем влаги, она беспрерывно стонала, ее длинные черные волосы, мокрые от пота, липли к его лицу. Малко вдруг осознал, что их тела отражаются в зеркале двери, ведущей в ванную. Это лишь придало остроты его ощущениям. Он стал трудиться еще ожесточеннее, пока пальцы Фускии не проникли между их телами и не надавили на его благородные места так убедительно, что он тут же излился.

Только несколько секунд спустя, лежа на боку, он понял, что тоже весь в поту... Фуския прижалась к нему, прикрыв в изнеможении большие карие глаза.

- Te voglio bene, te amo [Очень-очень люблю тебя], - прошептала она по-итальянски.

Она была очень чувственная, оргазм доходил у нее до мозга. Малко погладил ее по голове. Фуския в конце концов стала ему действительно симпатична. Его все время влекло к ней. Губы мулатки тихонько скользнули вниз по его животу, чтобы разжечь снова его страсть.

Между тем он думал о кочевнице Хаво. Она тоже живет в Браве. И ей найдется место в плане, который он выстраивал. Но ему нужно еще кое-что. И только Ирвинг Ньютон поможет ему это достать. Радиопередатчик.

Стоя на коленях у него между ногами, Фуския благодарила его за колье с достойным похвалы вдохновением.

Огромный пляж, насколько видит глаз, был усеян белыми кепочками, как будто среди черных тел затерялась диковинная порода животных. Пятница в Сомали, как и во всех мусульманских странах, - день отдыха.

В белых кепочках были русские. Семьями или группами по двое-трое. Изредка по одному. Матроны, цепляющиеся за мужей, обратили бы даже Казанову в пламенного гомосексуалиста одним своим взглядом. Самые лучшие могли бы стать манекенщицами. Обиженные природой - пугалами. Малко понимал, почему их мужья бросаются очертя голову в воспитание народных масс. Имея такое добро в постели, лучше со свечкой читать Ленина, чем заниматься любовью... По капризу советского руководства они все были увенчаны одинаковыми белыми полотняными кепочками, от чего становились заметными на пляже, как мухи в чашке с молоком.

Пляж в Могадишо оказался действительно громадным. Малко разделся в Бич-Клабе, оставив Ирвинга Ньютона стеречь вещи. Чтобы пройти на пляж, надо было преодолеть плотное заграждение из торговок ракушками, сидевших на цементной лестнице, ведущей с террасы Бич-Клаба на пляж. Ему пришлось пройти с километр, пока самые настойчивые из них не отчаялись преследовать его.

Вереница облупившихся коттеджей ограничивала пляж со стороны суши. От пляжа их отделяло заграждение из цемента, напоминающее противотанковое. Лидо - это вам не Довиль.

Сотни черных слонялись по берегу. Малко осмотрелся. Невозможно заметить, есть ли слежка. Мало-помалу, идя по воде у самого берега, часто останавливаясь, он удалился от Лидо. Когда позади осталась резиденция итальянского посла, стоящая немного в стороне от пляжа, он оказался среди дюн с редкой растительностью, сливающихся с пляжем. Малко остановился, наблюдая за негритянкой, которая купалась у берега, закутавшись в разноцветное бафто, обтягивающее ее пышные формы. Сомалийцы купаются в одежде, купальники и плавки у них не в ходу. Или голые.